Высота Александра Зиновьева

Высота Александра Зиновьева. Часть первая

Этот юбилей прошел незаметно. И дело вовсе не в круглой дате – девяносто пять лет, безусловно, не сто. Личность этого человека, его взгляды, то, что он сделал, до сих пор не оценены по-настоящему. И будет ли это когда-нибудь и кем-нибудь сделано, большой вопрос. Личность Александра Зиновьева не вписывается ни в какую парадигму. Пожалуй, он единственный, кто мог сказать про себя – за моими плечами ХХ век. «Ифлиец», человек, прошедший всю войну «от звонка до звонка», известный своим абсолютным отсутствием страха, чьи теории в области философии, логики и социологии крайне трудны для понимания и изложения. Он перессорился буквально со всеми, кроме Владимира Войновича, с которым его сближал интерес к живописи и карикатуре. Кем он был, и сегодня практически для всех остается загадкой. 29 октября ему исполнилось бы 95 лет. О нем и о многом другом мы поговорим сегодня председателем Постоянной комиссии по образованию, культуре и науке Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь Игорем Марзалюком.

– Игорь Александрович, сегодня разговор у нас пойдет о 70-х годах прошлого века. При всей многосложности и противоречивости понимания того времени многие склоняются к тому, что лицом его стал выдающийся советский философ Александр Зиновьев, Что это было за время, чем оно запомнилось и каким вошло в историю?

– Конец 60-х – начало 70-х годов прошлого века было временем переосмысления в развитии всего мира. Массовые демонстрации протеста студентов по всей Европе, начавшиеся во Франции в 1968 году и докатившиеся до США, казались всем началом череды европейских социалистических революций. И на этом фоне полное политическое спокойствие в СССР. После новочеркасских событий ни одного крупного недовольства населения. Жизнь стала спокойной и вполне размеренной. И очень многим, прежде всего на Западе, казалось, что советский проект и есть та система организации общества, к которой неизбежно придут страны Запада. Все социальные оценки того времени по инерции давались исключительно в классовом диапазоне – борьба угнетаемых против угнетателей. Хотя никто толком и объяснить не мог, кто и кого угнетает, была найдена очень обтекаемая фраза: борьба трудящихся за свои права. О глубинных изменениях в западных странах никто и не задумывался. Молодежные протесты на самом деле имели два основания появление на свет новой массовой культуры постиндустриального общества и «демографический навес», вызванный всплеском рождаемости в послевоенные годы. Более очевидным это явление стало в наши дни. В многочисленных публикациях наших дней, оценивающих поистине эпохальные события на Ближнем Востоке, названные «Арабской весной», основной причиной массовых протестов называется и «демографический навес». К примеру, Хосни Мубарак был президентом Египта 30 лет. За это время население этой страны увеличилось с 40 до 85 миллионов человек за счет высокой рождаемости. А это молодые люди, в силу разных причин, по сути, не сумевшие получить приличное образование и найти свое место в обществе. Они стали той критической массой, которая привела к тому, к чему привела.

– В начале 1970 года наш земляк, уроженец Горецкого района, а в то время командующий 5-й воздушной армией Григорий Дольников, ставший прообразом героя рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека» Соколова, был главным военным советником у Хосни Мубарака.

– О том, что Хосни Мубарак был блестящим летчиком, сегодня не принято вспоминать. Да и Дольников, опасаясь ревности со стороны Главного политического управления Советской Армии, при жизни отказывался от того, что стал прототипом рассказа. Я о другом. Я о том, что Европа, да и Советский Союз сумели преодолеть всплеск молодежной активности. Со стороны государства все было сделано для того, чтобы минимизировать протестные настроения, характерные для этой возрастной группы, и создать все условия для адаптации молодых людей к взрослой жизни.

– 70-е годы прошлого века, названные «застоем», по своей сути были жизнью по расписанию: 5-го и 20-го получение аванса, а затем зарплаты, постановка во все виды очередей, начиная с квартиры и заканчивая предметами обихода. Известный российский журналист Владимир Познер объяснил это состояние как время, когда все хотят попасть на прием к доктору «ухо-глаз» – вы слышите одно, а в реальной жизни видите совершенно другое.

– Это слишком упрощенное понимание того времени. Мы привыкли воспринимать 70-е годы как время «застоя». Но это чисто внешнее восприятие. Под внешней оболочкой проходила невероятно бурная жизнь, прежде всего в интеллектуальном и культурном отношении. В страну вернулась частная жизнь, массовое получение населением личного жилья лишило государство тотального контроля за умонастроениями граждан. В стране по умолчанию сложилась сословная система, разделившая общество на управляющих и управляемых. Управляющие, или, как их принято было называть в то время, номенклатура – элита советского общества, сформировавшаяся в послевоенное время. Они представляли собой сложный конгломерат со своими нормами поведения. Они ценили наконец-то свалившуюся стабильность своего положения и при этом оказывались крайне закомплексованными в личной оценке тех или иных событий и в принятии решений. Особый дресс-код в одежде, крайняя закрытость, заштампованная речь, а у некоторых и мировоззрение. Их жизненный круг предельно пестр: от простых родственников в деревне до сановных невесток, зятей и сватов в высших органах власти. Им свойственны все предрассудки того круга, из которого они вышли, и новый язык и правила высшего сословия, к которому они в это время стали принадлежать. Объяснение этому феномену дал Давид Самойлов в своих мемуарах, написав обо всех нас в то время: «Сознание этого народа еще не утрясенное, промежуточное. Этот народ душевно не порвал с деревней, а реально не порвал с властью. Ибо шабёр, племянник – кто профессор, кто дипломат, а кто уж взлетел так высоко, что, глядя, шапку уронишь. Уже не свой он, а все-таки свой – Вася, Федя, сыны Петра да Феклы. Никогда еще вкусы и предрассудки народа и власти не были так близки друг другу. В этом смысле власть у нас народная, хороша она или плоха».

– В чем была основная тенденция общественных настроений в большей массе советского общества в то время?

– Всем казалось, что это стабильность на века. Практически всеми безропотно был принят как естественное состояние жизни правило, что социальный лифт у каждого свой. Прорваться в элиту советского общества с нижних его слоев можно было только в силовых органах – армии, МВД, КГБ. Была и альтернатива – выбор технической профессии или занятие точными либо естественными фундаментальными науками, все остальное было делом случая. И в этом смысле из всего написанного, снятого в кино и поставленного на сцене театров книга Александра Зиновьева «Зияющие высоты» является самым мощным фундаментальным и до конца не понятым не только романом, но и социологическим исследованием. Александр Зиновьев – человек номер один в семидесятые годы в СССР, а в области философии – возможно, и мира.

Нобелевская премия была так близко

– Игорь Александрович, вдова Александра Зиновьева Ольга Мироновна вспоминала, что в 1998 году Зиновьев попал в короткий список номинантов на Нобелевскую премию в области литературы. К нему в Мюнхен приехал журналист из Нобелевского комитета Шведской академии. По традиции они проводят интервью с номинантами. Зиновьев хорошо знал этого журналиста, и разговор с ним продолжался три часа. В конце разговора журналист спросил его, как он относится к событиям на Балканах. В своем ответе Зиновьев был резок: «Я не буду говорить обтекаемыми фразами о великом мировом негодяе». Журналист был в шоке. Не написать то, что сказал Зиновьев в конце, он не мог, он хорошо знал своего собеседника. Он напомнил Зиновьеву, с какой целью приехал к нему, и попросил высказаться более корректно на эту тему. Зиновьев ответил: «Я могу высказаться только жестче». После Зиновьева журналист беседовал с Гюнтером Грассом. Тот оказался предельно осторожным в высказываниях и получил Нобелевскую премию в тот же год. Скорее всего, вопрос о Балканах для номинантов на премию в тот год был обязательным для членов Шведской академии, и пройти мимо него журналист не мог.

Представим себе ситуацию вполне житейскую. К 1998 году Александр Зиновьев всемирно признанный ученый и литератор, он встречается практически со всеми мировыми лидерами, в том числе и с Пиночетом в Чили – эта фотография обошла весь мирю... Ему 76 лет, но у него восьмилетняя дочь. В чисто личном материальном плане он живет, как и жил, предельно трудно, зарабатывая на жизнь лекциями по всему миру. Он в одном шаге от Нобелевской премии, которая помимо абсолютного статуса предполагает еще и миллион долларов. Что еще надо человеку, прожившему жизнь в более чем скромных условиях, на старости лет? Но одним своим комментарием он перечеркивает все. Почему, в чем логика всемирно признанного логика?

– В абсолютной цельности этого человека и в понимании того, что любая премия в гуманитарной отрасли требует чего-то большего, нежели талант и честность автора. Он всегда знал, а на склоне лет понимал, что ничего просто так никому не дают, за все приходится платить. А конформизм в конце жизни ради денег, даже очень больших, означал жирную кляксу на его феноменальной биографии. Он был человеком эпохи пограничных состояний, а такие эпохи рождают людей предельно цельных и мощных. Он прожил очень трудную жизнь, с абсолютным отсутствием комфорта в бытовом плане. Александр Зиновьев сам про себя говорил: «Основные события в советской истории, они прошли на моих глазах: коллективизация, раскулачивание, репрессии, индустриализация. Все выходцы из Костромы становились материалом дял индустриализации, Я советскую историю пережил, я нес ее в себе и аккумулировал в себе». Его короткие записи о своей малой родине – это социальный срез той России, в которой он жил: «Наша Костромская область считалась самой глухой в России. Наш Чухломской район считался самым глухим в области. А наша деревушка Пахтино считалась самой глухой в районе. В самую цветущую пору ее существования в ней было не более десяти домов. Представьте себе: проходили столетия. А в деревушке не прибавлялось ни одного дома!» Зиновьев объясняет, почему так происходило – за счет работы на земле прокормиться было невозможно. Женщины оставались в деревне с детьми, а мужчины отправлялись на заработки в Москву, Кострому, Ярославль, Вологду. Там они становились мастеровыми, именно мастеровыми, а не рабочими. А на старости лет возвращались в родную деревню. Выходец из родной деревни Зиновьева Юдин собрал одну из лучших частных библиотек в России, но, понесший большие убытки во время Крымской войны, продал ее правительству США, и она послужила одной из основ библиотеки Конгресса США. Это был естественный ход жизни, подготовивший плавный и эволюционный переход к капиталистическому обществу в России, который Зиновьев знал по рассказам с детства.

– Чтение произведений Зиновьева производит сложное ощущение. Сначала вам смешно, потом скучно, а потом чтение вас затягивает. Все предельно просто, но очень непонятно. Что хочет сказать автор и какова его позиция, прощупывается с трудом. Это своего рода крайне аполитичная политическая сатира. Причем сатира не на политиков, а на окружающую действительность. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Это вполне естественно. Зиновьев пишет не о классах и не об огромных группах, которых на самом деле нет, он пишет о социальных факторах. Поясню. Зиновьев всю свою жизнь был сторонником коммунистической идеологии и при этом с юности оставался антимарксистом. Эти его выводы с раннего детства. Вот что он пишет: «В русском дореволюционном обществе существовали следующие три социальных фактора: отмирающий дворянский слой, нарождающийся капитализм и государственно-бюрократическая система. В нашем «медвежьем углу» доминировал третий. Доминировал настолько, что основная масса населения два первых уже почти не ощущала. Поэтому Февральская революция прошла здесь незаметно. Произошла замена лиц у власти. Но власть как таковая осталась».

Москва – столица мировой истории

– Но у реальной жизни своя логика. Мать Зиновьева вступила в колхоз, прокормить такое количество детей было практически невозможно, и единственным выходом была отправка подросших детей в Москву и Ленинград. В 11 лет Александр Зиновьев оказывается в Москве и… видит, что в этой жизни ничего не изменилось. По сути, он попал в новое классовое общество и находится на социальном дне. У него исчезает эмоциональное состояние от ожидания встречи со столицей. Почти через полвека он напишет: «Москва есть воинствующая провинциальность, буйствующая бездарность, одуряющая скука, поглощающая все краски серость. Это относится не только к внешнему виду города, но и ко всему образу жизни». Но от полного отторжения он незаметно для себя переходит к главному: «В Москве можно посмотреть любой западный фильм, прочитать любую западную книгу, послушать любую западную музыку. Здесь много возможностей пристроиться к лучшей жизни и сделать карьеру. Каналы карьеры здесь неисчислимы. Здесь есть виды деятельности, каких нет нигде в стране. Здесь Запад ближе, культуры больше. Здесь свободнее в отношении разговоров. Здесь можно делать такое, что запрещено в других местах». Как это понять?

– Все очень просто. Москва – город предельно жесткий, она «слезам не верит». Москва для Зиновьева – это возможность перейти из социального слоя, в котором он находился, в другой – самый высший. И он это понимает. По сути, его судьба в чем-то схожа с судьбой Горького, который из социального низа поднялся до вершин мировой славы. Зиновьев в то время на уровне интуиции понимает, в какой город он попал: «Столицы бывают разные. Это та точка на планете, из которой исходит инициатива исторического процесса, через которую в мир исходит влияние доминирующей тенденции эволюции. Именно в этом смысле Москва превратилась в столицу мировой истории».

Зиновьев попадает, с одной стороны, в очень жесткий мир – первый день его пребывания в столице начинается с драки, когда в подворотне его решили ограбить его сверстники, но отступили, понимания, что купленным циркулем он выколет кому-то из них глаз. А с другой стороны, он попадает в доброжелательную среду того времени – он многим в школе непонятен, но власти ему помогают бесплатными завтраками, обедами, талонами на одежду. В школе он становится не только отличником, но и общественником и обнаруживает в себе дар сатирика и карикатуриста. Когда читаешь о его бытовых условиях того времени, становится несколько не по себе. Комната в 10 квадратных метров, в которой живут 8 человек. Непрактичный отец, который умудрился сварить курицу в кастрюле не только с потрохами, но и перьями. Это жизнь, полностью лишенная материального содержания. Жизнь по принципу: все свое ношу с собой. Зиновьев выбирает единственно приемлемый и доступный для него путь – он учится, причем учится на «отлично». Впервые он увидел пирожное, будучи у своего одноклассника в гостях. Одноклассник жил с родителями в пятикомнатной квартире на четверых. От угощения он отказался, привычка держать свои эмоции на замке с детства сохранилась у него на всю жизнь. Расхождение идеала и реальной жизни толкает его к ответу на вечный русский вопрос – кто виноват и что делать. Виноват во всем, разумеется, Сталин. И главной целью его детской биографии становится убийство вождя.

Антисталинист

– В одном из интервью Александр Зиновьев сказал: «Мы не понимали природы недостатков и во всем винили Сталина». Антисталинистом он перестал быть только после смерти Сталина, когда задал сам себе вопросы, как бы он поступал на месте руководителя страны. И пришел к выводу, что он поступал бы точно так же. В чем причина смены его мировоззрения?

– Во взрослении и новом понимании окружающего его мира. Но сначала было окончание школы и поступление в Московский институт истории, философии и литературы имени Чернышевского. Сегодня это учебное заведение по мощи, заданной всей советской культуре, сравнивают с Царскосельским лицеем. Что ни выпускник, то имя. На сегодня осталось два живых выпускника этого вуза – бывший директор Пушкинского музея в Москве Ирина Александровна Антонова и переводчик Людмила Борисовна Черная, которой в декабре исполнится сто лет. В этом году ушли из жизни выпускники этого института Анатолий Черняев – помощник Михаила Горбачева и один из авторов перестройки и Елена Ржевская, военный переводчик, одна из членов группы по поиску останков Гитлера в мае 1945 года, замечательный писатель, родившаяся в Гомеле. Думаю, что мы найдем с вами возможность поговорить об этой удивительной женщине. На курс старше на литературном факультете учился Александр Твардовский, у которого на госэкзамене один из вопросов касался его собственной поэмы «Страна Муравия».

 Но вернемся к Зиновьеву. У него было два пути – механико-математический факультет Московского университета или философский факультет ИФЛИ. Обстоятельства бытовой жизни, нестерпимые и непонятные, взяли верх – он решил разобраться в социальной основе советского общества: почему одни живут очень хорошо, а другие крайне плохо? Вступительная кампания в ИФЛИ в то время подразумевала сдачу восьми экзаменов. Целых восемь, это я о том, как много сегодня разговоров о перегруженности наших детей в школах. Я уже много раз говорил, что наши дети не перегружены, они не заняты. И на всех он получает отличные оценки, кроме последнего – географии. Надо же было показать этому оборванцу его место. Но обратите внимание, честность при сдаче экзаменов со стороны преподавателей была абсолютной. И ни у кого из выдающейся плеяды «ифлийцев» вы не встретите даже намека на «блат» во время учебы в то время.

Отчислили и исключили из комсомола Зиновьева после его критического выступления на комсомольском собрании, где он рассказал о бедственном положении в деревне и критиковал сталинскую политику коллективизации. Его исключили и из института с формулировкой о невозможности продолжения учебы в высшем учебном заведении СССР. За этим последовал арест и помещение его на Лубянку. Это произошло в 1939 году. Зиновьев вспоминал, что только в тюрьме он впервые спал на отдельной кровати и получал трехразовое питание, о котором в свободной жизни не мог и мечтать. Для ведшего его дело следователя в Зиновьеве было непонятно все. Как мог юноша из социального низа четко рассуждать о проблемах социального устройства страны? Решение следователя было неожиданным: Зиновьева с двумя оперативными работниками было решено поселить на конспиративную квартиру, чтобы выяснить состав группы заговорщиков, к которой он принадлежал. Но случилось непредвиденное, когда они втроем стояли на крыльце здания Лубянки, следователей попросили вернуться и забрать какие-то документы. А Зиновьев сделал то, что сделал бы любой молодой человек в его возрасте – он взял и ушел. До самого конца войны он находился во всесоюзном розыске, хотя все это время был в Москве и зарабатывал на жизнь на одной из железнодорожных станций. Попал в одну из облав, после разбирательства ему было предложено два варианта – либо тюрьма, либо армия. Зиновьев выбрал второе.

Зиновьев и оруэлл

– В среде советской и постсоветской интеллигенции правилом хорошего тона было противопоставление Александра Зиновьева и Джорджа Оруэлла. И все сравнения были в пользу последнего, его антиутопический роман «1984» является непреложной истиной, как в свое время непреложной истиной было учение Маркса. В чем их разница и есть ли нечто общее между ними?

– Я допускаю сопоставимость масштабов двух личностей с одной оговоркой – у них была большая разница в возрасте. К тому же Оруэлл очень рано умер, в 1950 году в возрасте 46 лет. Более того, Оруэлл писал глазами европейца, наблюдавшего за событиями в СССР со стороны, а Зиновьев был в гуще этих событий и, как говорят, все испробовал на себе.

– Джордж Оруэлл писал: «В 30-е годы быть интеллектуалом значило быть красным. Весь Кембридж был красным. Все умные считали себя коммунистами. Москва в это время – одна из столиц мировой истории. По мнению многих, город – один из законодателей политической и эстетической моды на планете. Почему-то сейчас об этом не принято вспоминать». Что изменилось после войны, почему общественные настроения на Западе стали антисоветскими в то время?

– Ничего не изменилось, мы с вами в прошлый раз говорили, что Запад не перенес и не переварил ужасов фашизма, понадобился Советский Союз. В то время в Европе ведущая роль СССР в победе в войне ни у кого не вызывала сомнений. Но это было и признанием и страхом одновременно. И именно страх породил «холодную войну» – этот термин ввел Оруэлл.

– Зиновьев приводит примеры несоответствия оруэлловского описания и реального коммунистического общества, первым образцом которого являлся Советский Союз. Это общество поголовной и обязательной грамотности. И этот показатель не есть добродетель власти, это абсолютная необходимость существования всей системы хозяйства и системы управления. «В свое время Бисмарк сказал, что в битве при Садовой победил немецкий народный учитель. О нашей войне можно сказать (разумеется, в том же метафорическом смысле), что в ней победил советский десятиклассник, то есть выпускник советской школы тридцатых годов».

 Детский труд запрещен, условия труда для людей здесь более легкие, чем на Западе. Жизненный уровень ниже западного, но основные факторы жизнеобеспечения – работа, образование, жилище, медицинское обслуживание и пенсия обеспечены. Человек в этом обществе никогда не бывает одиноким.

– Оруэлл не мог этого знать ввиду закрытости СССР. Оруэлл на самом деле, а здесь заключение Зиновьева бесспорно, не предсказал будущее постиндустриальное капиталистическое общество, а выразил панический страх Запада перед ним. Зиновьев писал: «Кто-то сказал, что масштабы ученого определяются тем, как много людей он ввел в заблуждение и насколько долго. Эту формулу можно применить и к оценке масштабов личности в сфере социальной мысли. С этой точки зрения вклад Оруэлла в формирование западных представлений о будущем посткапиталистическом обществе огромен. И Запад в ближайшие годы вряд ли с ними расстанется. Так что книге Оруэлла предстоит еще немало лет влиять на умы и чувства миллионов людей на Западе. Ничто так долго не застревает в душах людей, как ложные идеи, ставшие предрассудком. Невежество действительно есть сила!» И в то же время Зиновьев понимал, что советский проект, пик которого пришелся на 30-е годы прошлого века, себя исчерпал – эта система мобилизационной организации общества была эффективна только на короткое время в экстремальных ситуациях.

Антимарксист

– Зиновьев никогда не скрывал, что он остается убежденным антимарксистом. Он по-своему объяснил тот феномен, что коммунистические идеи, возникшие на Западе, нашли свое воплощение. Но вот в чем проблема: почему на смену рухнувшей монархии в Российской империи пришел именно коммунистический социальный строй, а не какой-либо другой? Зиновьев пишет: «В 1939 году я рассуждал так. Товарно-денежные отношения существовали задолго до капитализма. При капитализме они стали господствующими. Так почему бы эту схему не применить к коммунизму?»

Зиновьев доказывает, что наряду с установлением капиталистических отношений в дореволюционной России происходил процесс роста социальных отношений, которые участниками жизненного процесса воспринимались не как основа отношений будущего коммунистического общества, а именно чиновничьи отношения, то есть отношения людей к грандиозному государственному аппарату России и взаимоотношения внутри этого самого аппарата. Он пишет: «Чиновничье-бюрократический аппарат стал стремительно складываться в России уже в годы Ивана Грозного. При Петре Великом он стал конституироваться формально. Ко времени революции он стал третьей основной социальной силой в стране наряду с помещиками и капиталистами». Вам не кажется, что Зиновьев ближе всех подошел к разгадке феномена русских революций?

– Не кажется, я в этом уверен. Классовое понятие на самом деле очень условно, здесь Зиновьев прав. Что общего у рабочего завода с уборщицей в учреждении, также относящейся к этой категории? Как решить земельный вопрос, ведь в Центральной России, Сибири, Украине и Беларуси он не может решаться универсально – разное плодородие, разные культуры пользования землей и разное отношение к собственности на землю.

Что было разрушено в период революции? Исчез класс собственников на землю и на промышленные предприятия. Но социальные отношения людей, не сознаваемые людьми, оставались привычными и неизменными. Для них по сути на начальном этапе революция ничего не значила – одних высших начальников сменили другие. Октябрьская революция стала итоговым финалом коллективистской этики, которая складывалась веками. Масса старых чиновников как-то пристраивалась в новых учреждениях, без них новая власть обойтись не могла. Многие офицеры перешли на службу в Красную Армию. Это была еще и великая бюрократическая революция. Зиновьев ссылается на певца Федора Шаляпина, который писал: «В большевизм влилось все жуткое русское мещанство с его нестерпимой узостью и тупой самоуверенностью. И не только мещанство, а вообще весь русский быт со всем, что в нем накопилось отрицательного». Но суждения рядовых наблюдателей революции никогда не принимались всерьез «мыслителями». Понимали ли это большевики? Я абсолютно уверен, что да. В ленинской фразе «аппарат сильнее Совнаркома» скрыта та серьезнейшая догадка, что великие преобразования могут разбиться о стену старой-новой бюрократической машины. И массовые репрессии 30-х годов, с одной стороны, были попыткой сломать хребет народившейся новой бюрократии, а с другой стороны, борьбой этой самой бюрократии за место под солнцем – если кого-то сажают, то освобождается вакансия. Здесь все гораздо сложнее. При всей четкости и ясности критику марксистской теории Зиновьев не затрагивает, а возможно, и в силу личностного восприятия жизни не понимает природы экономических отношений между людьми.

– Я предлагаю разговор об Александре Зиновьеве продолжить в следующий раз. Для уяснения сути его позиции приведу отрывок из одного из первых его выступлений в Париже после эмиграции: «Шла история. Люди влезали на броневики, произносили речи, захватывали оружейные склады, телефонные станции, ставили к стенке, стреляли, носились с шашкой наголо на коне с криками ура – это неслась история. А в это время незримо, незаметно, где-то в обществе зрело то, что я называю социологией. Ведь чтобы Чапаев мчался с шашкой в развевающейся бурке, должна быть канцелярия в дивизии, а в канцелярии надо столы расставить, а за эти столы посадить людей. Нужно было бумажки выписывать, печати ставить, штампы какие-то. И когда драматическая история пронеслась и дым развеялся, выяснилось, что именно осталось от истории. Контора осталась. История умчалась в прошлое, а контора осталась. Надо, повторяю, брать общество в том виде, как оно сложилось и существует на наших глазах»…