«Легенда ХХ века из Витебска»

Со дня смерти Беллы прошло почти девять месяцев. И за это время Шагал ни разу не взял в руки кисть. Прямо на глазах известный художник, находящийся в зените славы, превращался в дряхлого старика.
 
Но ему не было еще и шестидесяти. Целыми днями он просиживал у окна и все время повторял: «Все покрыто мраком». Близкие решили, что это конец. Но это не был конец. Впереди у Шагала было еще  43 года жизни, полной взлетов и удивительных событий. Хотя многие, если не все, решили, что известный художник, пережив такой глубочайший стресс, не сможет вернуться в профессию.
 
А если вдруг и вернется, будет ли в состоянии сделать что-нибудь стоящее? Но он вернулся, став не просто знаменитым, но и самым продаваемым художником ХХ века. И сегодня для всех остается загадкой, каким образом Марку Шагалу удалось вернуть себе вдохновение.

Витебское детство

Впервые он понял, что такое вдохновение, в 14 лет: увидел в журнале портрет композитора Рубинштейна и страстно захотел его скопировать. Получилось так похоже, что все воскликнули: «Ты настоящий художник!» А ведь в самом раннем детстве он вообще-то хотел стать волшебником. В крайнем случае скрипачом или танцором. Но Марк решил – художник это почти как волшебник. И понял, что отныне и навсегда он определился со своей профессией.
 
Однако родители, бедные добропорядочные евреи, и слышать об этом не желали. «Рисовать людей – тяжкий грех, – вздыхала мать. – Наша религия этого не позволяет». Отец – грузчик в лавке торговца селедкой  – высказывался еще более категорично: художник – это не профессия, другое дело бухгалтер или приказчик.
 
Пока родители упрекали друг друга и спорили, в чью родню пошел их непутевый старший сын, Марк бегал по узким улочкам Витебска и искал художественную школу. Оказалось, что в городе существует только одна школа живописца Иегуды Пэна. Материнское сердце не выдержало, с выбором сына пришлось согласиться, и мать отвела Марка к витебскому мэтру.
 
Вначале Шагал был в восторге, но через два месяца занятий заметно заскучал. Учитель требовал, чтобы ученики в точности  копировали натуру, а Марк видел окружающий мир совсем по-другому. В его палитре преобладали синие тона. От этого узкие улочки его родного Витебска выглядели таинственно. Марк любил яркие краски и не придерживался общепринятых правил.
 
Люди на его картинах летали, коровы играли на скрипке, дома были кривыми и непропорциональными. Дерзость молодого человека поражала Пэна. Другие ученики тихо посмеивались над Шагалом. Марку все это надоело, и он решил уехать в Петербург, где существовало множество  различных художественных школ самых разных направлений. У начинающего художника должно быть право выбора, решил он. Впереди его ждала столица Российской империи.

Учеба в столице

В 1907 году Шагал приехал в Петербург. В кармане у него было всего 25 рублей. Не было и вида на жительство. Но судьба благоволила  к нему и поощряла за столь смелый поступок. Марку удалось снять дешевую комнату на чердаке. И еще он отыскал художественную школу Николая Рериха, где предоставлялась полная  свобода творчества.
 
Но спустя год разочарование пришло снова. Преподавание в новой школе оказалось ему не по душе. Он переходит в студию к Льву Баксту – известному декоратору, руководителю объединения «Мир искусств». Именно Бакст посоветовал проявлять больше свободы с использованием красок. Этот совет пошел на пользу Марку, который хотел отойти от приземленности простого пересказа увиденного.
 
В те годы у Шагала сформировался собственный стиль. Еще не до конца точный, но уже узнаваемый. А еще Бакст заразил Шагала Парижем, городом, куда мечтали попасть все художники. Этот город давал возможность обрести подлинную свободу творчества, помогал в поиске и совершенствовании собственной манеры каждого художника. И был еще один повод рваться в Париж. Марк знал, что таких лишений и унижений только потому, что ты родился евреем,  в Париже не будет. Но денег, которые удалось собрать за проданные картины, хватило только на билет до родного Витебска. В 1909 году Шагал ненадолго возвращается в свой родной город.
 
Ему хотелось повидать близких и набраться нового вдохновения. Поиск и разгадка тайны вдохновения будут волновать его всю жизнь. Он будет стремиться познать природу этого феномена и на склоне лет испугается близости постижения этой тайны. Он не захочет расставаться с мечтой, ведущей его по жизни, а добровольно оставит все как есть. С возможностью мечтать. И на девятом десятке детскость постижения жизненных начал будет давать ему все новые силы для жизни и работы.

Снова дома

В то время Шагал мало интересовался девушками. Но зато девушек привлекала его загадочность, целеустремленность и трудная судьба. Вскоре он стал встречаться с Тэей Брахман – дочерью местного врача. Кто знает, чем бы закончился этот роман, если бы однажды к Тэе  в гости не заглянула ее подруга Белла  Розенфельд. Белла была дочерью богатого витебского ювелира. Училась в Москве, писала научную работу по творчеству Достоевского. В первый раз они лишь только поздоровались и обменялись взглядами. Но Марк почему-то сразу почувствовал, что Белла станет его женой.
 
Это был подарок судьбы. В те годы Белла была единственной, кто сразу поверил в его талант. Взявшись за руки, они долго бродили по узким улочкам Витебска и мечтали о будущем.

В Париже

Через год после встречи с Беллой у Марка неожиданно появилась возможность уехать в Париж. Конечно же, он не преминул воспользоваться этой возможностью оказаться в городе своей мечты. В первое время тоска по родному Витебску и  Белле была столь сильной, что он никак не мог приступить к работе.
 
В какой-то момент у Шагала возникла сильная депрессия. Мечты мечтами, но жизнь  в Париже оказалась слишком дорогой. Чтобы иметь возможность посещать студию, приходилось экономить буквально на всем. Когда не было денег на холсты, Марк рвал свои рубашки, натягивал их на подрамник и продолжал истово работать.
 
От депрессии Шагала спас Лувр. Он часами бродил по залам музея, всматриваясь в работы знаменитых художников. И подолгу задерживаясь у  импрессионистов. Импрессионисты вызывали у него щенячий восторг. Может быть, потому, что их работы были полны искренности? Шагал твердо решил, что на своих полотнах он будет изображать только то, что его искренне волнует: сценки из жизни своего народа, улочки родного города. И конечно же свою музу – Беллу. А еще человека, летящего вперед, лицо которого повернуто назад.

«Так, может, вдохновение – это искренность?» – задавал он сам себе вопрос.

В 1912 году, через полтора года жизни в Париже, Шагалу удалось снять помещение под свою собственную студию на окраине. Там проживала местная богема. Поэты Сандрар, Аполлинер, художник Делоне. Несколько раз он участвовал в парижских художественных салонах. Его работы – странные, яркие, полные фантазии и мистических образов – нравились многим. Но в Париже он пришел к выводу, что ему чужд кубизм и другие модные течения.
 
Именно тогда, в Париже, его уникальная художественная техника, проявившаяся еще в Петербурге, достигла своего совершенства. В 1914 году в Берлине прошла его первая персональная выставка. Из Берлина Шагал вернулся героем. Однажды, глядя на Париж сверху,  он воскликнул: «Подо мною Париж – мой второй Витебск». И в этот же момент ему нестерпимо захотелось оказаться в родном городе. Марк вернулся домой в Витебск в 1914 году. Планировал остаться ненадолго. Но жизнь распорядилась иначе. Дома он остался почти на десять лет.
 
Вначале вернуться в Европу помешала Первая мировая война, затем революции, в результате которых в Российской империи все перевернулось вверх дном. Но Шагал не чувствовал всего этого. Ведь рядом была Белла. Они поженились через год после его возвращения домой. Это была настоящая любовь. Все работы Шагала того периода пропитаны любовью. Любовью к жене, дочери, которая родилась через год после их свадьбы.

«Может быть, утраченное вдохновение нужно искать в новой любви?» – задавал он себе этот вопрос.

Открытые возможности

Как ни странно, но революция открыла для Шагала новые возможности для самореализации. Он этого никак не ожидал. В 1918 году у него появилась возможность реализовать свою давнюю мечту – открыть в Витебске народную школу изобразительного искусства. Этот проект был одобрен самим наркомом просвещения Луначарским. По протекции Луначарского Шагала назначили комиссаром с правом организовывать художественные школы, музеи, выставки, читать лекции и проводить другие художественные мероприятия в городе Витебске и Витебской губернии.
 
Столь очевидные успехи на чиновничьем поприще не на шутку обеспокоили Беллу. Останется ли у ее мужа время на творчество? Ведь он художник, а не государственный чиновник. Но увлеченность новой идеей так поглотила Шагала, что он не внял предостережениям жены. А зря.
 
28 января 1919 года в Витебске состоялось торжественное открытие народного художественного училища, куда записалось около 600 студентов. По приглашению Марка Шагала для работы с ними из Петрограда приехали лучшие художники-авангардисты: Ермолаев, Фальк, Лисицкий и Малевич. Именно с последним из них, родоначальником супрематизма, автором «Черного квадрата», у Шагала и возник конфликт.
 
Когда Шагал вернулся из Москвы, куда он ездил за красками, он узнал, что все его ученики перешли к Малевичу. Ярости, перешедшей в депрессию, не было предела. Шагал уезжает в Москву. Вначале работает оформителем в еврейском театре. Но  он никак не может найти ответ на вопрос: почему  он не может вписаться в русское искусство? Почему его соотечественникам чужд его язык? Почему ему не верят?

«Так, может, вдохновение есть страдание?» – мысль, которая не покидает его никогда.

И снова в Париже

В 1922 году Шагал решил вернуться в Париж. Ведь в Советской России у него практически не было заказов. Его зеленые коровы и лошади, летающие по небу, не имели ничего общего со свершившейся революцией. А рисовать революционные агитки Марк не мог. Да и не хотел.
 
В Европе совсем другое дело. Там его живопись называли поэзией. Шагаловские  сказочные образы пришлись по сердцу многим. Но в Париже снова происходит удивительная метаморфоза. Шагал практически перестает писать маслом. У него опять пропало вдохновение. Но зато он активно занялся графикой.
 
Проиллюстрировал «Мертвые души» Гоголя, басни Жана де Лафонтена и книгу всех времен – Библию. А по вечерам для души писал  собственную автобиографию, посвященную, тем кому был обязан всем, – Белле, родителям, родному Витебску. 15 лет пролетели, как одно мгновение. Шагалу наконец-то удалось закрепиться во Франции. В 1937 году он получил французское гражданство,  принимал участие практически во всех значимых европейских выставках.  У него заказывали декорации для балетов, картины пользовались огромным спросом. А еще в те годы он много путешествовал.
 
Шагал объездил не только всю Европу, но и побывал в Палестине, Сирии, Египте. Однако ни одна из этих стран не вызвала у него вдохновения. Он совершенствовался технически, находил новые приемы. Но сюжеты оставались прежними – летающие люди, пейзажи родного Витебска, коровы, играющие на скрипке, и человек, стремительно движущийся вперед, лицо которого обращено назад.
 
В этот период у Марка Шагала началась невыносимая мания преследования. Ему все время казалось, что его пытается убить какой-то крестьянин. Но когда он рассказал все это своей мудрой Белле, она лишь грустно улыбнулась и заметила: «Крестьянин твой случайно не похож на Адольфа Гитлера? Ведь по его приказу из берлинских музеев убрали все твои работы, многие сожгли. Оставили только три, да и те в экспозиции дегенеративного искусства. Так что, Марк, нам нужно уезжать из Европы».

«Так, может, вдохновение это есть отчаяние?» – подумалось Шагалу.

В Америке

В 1941 году  по приглашению Музея современного искусства семья Шагалов перебралась в Америку. Остановились в Нью-Йорке, городе, который Шагал называл Вавилоном. В Нью-Йорк они впервые попали 23 июня 1941 года, на второй день после нападения Гитлера на СССР.
 
Тогда Шагалу и в голову не могло прийти, что через два года у него появится уникальная возможность духовно воссоединиться со своей родиной. В то время в Америку в составе делегации прибыли деятели советской культуры во главе с актером и режиссером Михоэлсом. Воспользовавшись моментом, Шагал передал с ними на родину две живописные работы, стихотворения, иллюстрированные его рисунками, и письмо, адресованное родному Витебску.
 
Письмо было опубликовано в «Правде». «Давно уже, мой любимый город, я тебя не видал и не слышал. Не разговаривал с твоими облаками и не опирался на твои заборы. Как грустный странник, я только нес все эти годы твое дыхание в моих картинах. Лучшее, что я могу пожелать себе, чтобы ты сказал, что я был и остался верен тебе навсегда. А иначе бы я не был художником».
 
После общения с соотечественниками у Шагала открылось второе дыхание. Понимая, что война вскоре закончится, он рвался во Францию. Отъезд был намечен на начало сентября. Но вдруг Белла подхватила грипп. Ее спешно отправили в госпиталь, где она через 36 часов внезапно скончалась.
 
Белла ушла из жизни по нелепой случайности. Ей вовремя не дали лекарство. В то время все медицинские препараты предназначались исключительно для американской армии. А Белла была всего лишь женой художника Шагала. Шагалу казалось, что он безнадежно заблудился в лабиринте. Потерял не только выход, но и самого себя.

«Так, может быть, вдохновение это возвращение к себе?» –  думал Шагал.

Новая жизнь

После смерти Беллы Марк Шагал не притрагивался к холстам девять месяцев. Но однажды дочь Ида застала его за чтением записок матери и ее стихов. На следующий день он взял в руки карандаш и стал делать эскизы к стихам Беллы. А еще через неделю, когда рисунки были готовы, Шагал изъявил желание вести переговоры с американскими издательствами. Он хотел издать стихи своей покойной жены со своими иллюстрациями.
 
Английским  языком Шагал владел плохо. Тогда дочь  подыскала ему переводчика – англичанку Вирджинию Макнилл-Хаггард. Она была дочерью бывшего консула Англии в США. Шагал, который к тому времени окончательно пришел в себя, неожиданно влюбился. Их отношения, несмотря на большую разницу в возрасте (Шагалу было 58 лет, Вирджинии 30), развивались стремительно. Через две недели они стали жить вместе. А через год у них родился сын Дэвид.
 
Но через семь лет без всяких объяснений Вирджиния сбежала к какому-то фотографу. Много лет спустя сын все-таки спросил у матери о причинах развода.  Вирджиния искренне ответила: «Я устала жить с живым памятником».
 
В 1952 году на помощь отцу снова пришла его любимая дочь.   Ида решила, что отцу нужна женщина, близкая ему по темпераменту и менталитету. Дочь познакомила его с Валентиной Бродской – дочерью известного фабриканта, вся семья которого, спасаясь от революции, покинула Россию.
 
Медовый месяц молодые провели в Греции. Оттуда Шагал вернулся совсем другим человеком. Бродской за месяц удалось сделать то, чего не удалось сделать Вирджинии за семь лет – стать главной в этом союзе.
 
Теперь даже Ида могла приезжать к отцу только по предварительной договоренности. А Дэвид, внебрачный сын, виделся  с отцом от случая к случаю.
 
Шагал ничего этого не замечал. Вернувшись в свой сказочный мир волшебных образов, летающих  коров, людей с перевернутыми назад лицами, он был счастлив. Воссоздание образов из далекого прошлого давало возможность испытать те самые давно забытые ощущения, когда он был молод, счастлив и любим.
 
В эти годы он много работает, оформляет постановку балета Равеля «Дафнис и Хлоя», создал несколько мозаик и витражей для католического храма в Метце, придумал новый проект для  внутреннего оформления Гранд-опера в Париже, завершил работу над фресками  Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Но что бы он ни делал, главным женским его персонажем оставалась Белла, а главным мотивом – пейзажи родного Витебска.
 
Парадокс таланта Шагала заключался в том, что во всем мире он был самым востребованным художником. Но на родине в СССР его попросту не замечали.  Шагал верил, что это не навсегда.

Свидание с родиной

В 1973 году случилось то, чего Шагал ждал почти 50 лет. Министр культуры СССР Екатерина Фурцева пригласила его посетить Советский Союз. Отложив все свои дела, он отправился сначала  в Москву, где с успехом прошла его персональная выставка, а затем в Ленинград. После долгой разлуки в Ленинграде он смог повидаться со своими сестрами.
 
Шагал передал в дар Музею изобразительного искусства имени Пушкина 75 своих литографий.
 
Осталось только заехать в родной Витебск. Но он в него не попал. Его долго мучили мысли, почему он так и не заехал в Витебск. Он простудился, ему сказали, что город очень изменился. Сопровождавшие боялись того, что Шагал будет сильно разочарован. А Шагал боялся другого. Он боялся потерять мечту. После встречи с родным городом о чем он будет мечтать? Ведь когда у человека есть мечта, ему есть к чему стремиться и есть желание жить.

«Может быть, когда  человеку есть к чему стремиться, у него никогда не иссякнет вдохновение?» – думал Шагал. Ведь мечта всей его жизни – увидеть родной Витебск.

Неисполненное завещание

Шагалу не довелось больше побывать в СССР. Он умер в 1985 году в возрасте 98 лет. Умер в лифте собственного дома на Лазурном берегу Франции.
 
После смерти художника было обнаружено его завещание. Все принадлежавшие ему работы он  завещал родному городу Витебску. Но французское правительство поставило одно условие для выполнения воли художника:  оно передаст полотна Шагала Витебску, если в течение года будет построено здание, соответствующее современным музейным требованиям.
 
Срок условия французов истекал в 1986 году. А официальное признание Шагала в СССР произошло только в год его столетия – в 1987. Последняя воля художника так и осталась неисполненной.